Луна оглядывает себя и обнаруживает, что на ней надето то самое синее мамино платье. Ну, и пускай, значит, она всё делает правильно, и события развиваются так, как нужно. Так, как и положено во всех историях. Она ещё раз отряхивает испачканные в земле коленки и пальцем пытается оттереть зелёные травяные полосы.
– Давай-ка зайдём, – говорит лесничий. – У меня и чай вскипел.
Ну, чай у него есть почти всегда. Как можно пить столько чаю, и не пожелтеть, как китаец, думает Луна.
– Хагрид, ты должен мне помочь, – тихо говорит она.
– А? Что сделать? – он наклоняется к ней, чтобы лучше слышать. Ну не будет же она, в самом-то деле, орать во всю глотку, когда дело касается всяких тайн и опасностей!
– Помочь! – выкрикивает Луна и тут же испуганно оглядывается, не слышал ли кто. Ведь это страшно тайное дело и страшно важное, такое, что и рассказать никому нельзя. Ну, почти никому. Она и не рассказывает, она не трепло.
– Мне очень-очень нужен гиппогриф, – говорит она громким шёпотом.
– А что ты шепчешь-то? – удивляется лесничий.
– Это секрет, – тихо сообщает она. – Понимаешь, Хагрид, одному оборотню очень нужна помощь, его заколдовал Волдеморт, и вот…
– Да, оборотни – это существа опасные, – не дослушав, говорит Хагрид. – Профессор Люпин – один только хороший такой, да и то, когда человек. Да, а ты знаешь, – спохватывается он, – Грейбэка поймали? Вот теперь всяко свободней вздохнём, зверь был воистину, у него и человеческого-то не осталось ничего.
– Хагрид, – говорит Луна, – ты не понимаешь, он не виноват…
– Хорошая ты, Луна, – он снова гладит её по голове, как маленькую. – Так что ты там про оборотня-то говорила? Держалась бы ты от них подальше – не ровен час, не уследишь, да и укусит, а то и убьёт? Они знаешь, какие?
Луна во второй раз собирается повторить, что Фенрир не виноват, что на самом деле всё не так, как Хагрид думает, но… Но Хагрид ведь не читал большую книгу с картинками и не варил волшебное зелье на тёмном чердаке.
– А что ты про гиппогрифа говорила? Не иначе по Клювику соскучилась? – он снова радостно улыбается и машет рукой в сторону дома. – Пойдём, чайку тебе налью, всё и расскажешь, все новости. А потом и к Клювику зайдёшь, он знаешь, как тебе рад будет?
Луна даёт себя увести в дом, садится за стол и смотрит, как лесничий грохочет чайником и суетится около неё, ставя на столешницу чашки размером с хорошее ведро, сахарницу и тарелку с печеньем.
– Вот, сейчас кипяточку налью, заварки с мятными листьями, да смородиновыми, – великан отщипывает что-то от пучков ароматных трав, развешанных под потолком. По стенам мечутся отблески пламени от очага, над которым висит закопчённый чайник. Струйки пара выбиваются из-под крышки, и та начинает приплясывать, тоненько позвякивая, совсем, как будильник. Магглский будильник, который она когда-то искала на том самом чердаке. На пустом теперь чердаке.
– А вот смородина – это… – Хагрид вдруг прерывается и застывает перед ней. Смородиновые листья выглядят в его руках такими крошечными, но он держит их аккуратно, чтобы не уронить и не смять, хотя, казалось бы, это всего-навсего листья. – Что с тобой, Луна? – обеспокоено спрашивает он. – Да ты, никак, заплакать решила?
– Нет, Хагрид, с чего ты взял? – Луна понимает, что плакать ей решительно не с чего, ведь у неё всё, конечно же, получится, тогда при чём тут слёзы? Просто ей почему-то грустно вспоминать этот пустой чердак и шуршащую где-то в углу поганку. Ну и пускай Фенрир не расколдовался бы тогда, может, это случилось бы хоть когда-нибудь? А теперь он сидит в грязной тёмной камере и, наверное, уже не надеется увидеть эту свою зелёную луну. Должно быть, ужасно понимать, что всё пропало. И тут она осознаёт, что должна помочь ему любой ценой, даже если для этого придётся немного обмануть Хагрида. Тем более, она постарается всё сделать быстро, он и не заметит. Ведь она спасает человека… ну, ладно, хорошо, не человека, а оборотня, у которого её кольцо. А это – не просто так. Перед Хагридом она потом обязательно извинится, а сейчас у неё нет ни минуты лишней
Луна позволяет слезе выкатиться из краешка глаза, и та падает на стол, расплываясь маленькой кляксой.
– Можно, я сначала повидаюсь с Клювокрылом, Хагрид? – говорит она.
– Конечно, иди. Погоди-ка, – он начинает суетиться, собирая в связку тушки каких-то зверьков. – Вот, на-ка, отнеси ему. Он, знаешь, как обрадуется?
Клювокрыл живёт в загоне рядом с хижиной, и Луна идёт туда. "Хорошо бы Хагрид меня простил!" – думает она, и ей становится немного стыдно, что она хочет слишком многого. Ну, ничего, зато потом она не будет загадывать желания хоть целый год, лишь бы сегодня всё было хорошо. А лесничий провожает её добрым взглядом и уходит в дом, на ходу снова вынимая из кармана огромный носовой платок в горошек.
– Клювик, я знаю, ты поймёшь, – Луна обнимает гиппогрифа за шею и утыкается носом в упругие перья. – Мне очень нужна твоя помощь.
Клювокрыл возгласом выражает нетерпение и переступает с ноги на ногу.
– Мне очень надо, чтобы ты помог мне спасти одного оборотня, – шёпотом говорит Луна и тут же чувствует, что её словно ураганом относит чуть ли не к краю загона. Она в страхе зажмуривается. Гиппогриф издаёт истошный вопль, во всей полноте демонстрирующий, что он думает об оборотнях, и так взмахивает крыльями, что у Луны поднимаются дыбом волосы и подол платья задирается чуть ли не до ушей – хорошо хоть, что этого никто не видит, потому что появилась бы очередная дразнилка. Вот это да, вот это крикнул, так крикнул!
– Подожди, Клювик, – она немного заикается от неожиданности, но всё же громким шёпотом старается вразумить разбушевавшегося гиппогрифа – ведь он-то должен её понять, без него ей не справиться.
Он продолжает бить крыльями с такой силой, что Луне приходится одной рукой держать волосы, а другой платье, спиной прижавшись к загородке, чтобы не улететь, как пёрышко.
– Подожди, – ещё раз умоляет она, ничего не видя из-за волос, которые закрыли ей лицо. – Сейчас я тебе всё объясню. Я должна рассказать тебе страшную тайну.
В загоне воцаряется тишина. Порывы ветра стихают. Луна выплёвывает изо рта землю и какие-то пушинки, одёргивает платье и обнаруживает перед собой большой оранжевый глаз, с интересом уставившийся прямо на неё.
– Только эта тайна ужасно страшная, – предупреждает она и снова обнимает его за упругую шею, чувствуя под пальцами огромные пружинящие перья. – И поэтому надо говорить шёпотом.
Наверное, гиппогриф согласен, гиппогрифы тоже понимают, что такое ужасно страшная тайна. Некоторое время она шепчет; при имени Грейбэк он снова дёргается так, что Луна прикусывает язык и чуть не падает, но она успевает выдохнуть ему в самое ухо: – Это заколдованный принц.
Оранжевый глаз внимательно смотрит на неё в упор, не мигая, а потом Клювокрыл поворачивает голову и смотрит вторым точно таким же глазом, как будто одного для такого важного известия мало.
Луна трогает язык пальцем, проверяя, на месте ли он. Наверное, на месте, по крайней мере, большая его часть, ну, хоть это радует.
– И ещё он ищет место, где луна зелёная, – прибавляет она и видит, как гиппогриф склоняет голову, и к её ногам опускается конец крыла, по которому она, не медля ни секунды, как по лестнице, взбирается на широкую тёплую спину.
В аврорате Луна не была ни разу. Просто знает, где он находится, да это и любой дурак знает.
Какие длинные и запутанные коридоры. Как это они умудряются находить здесь что нужно и не заблудиться? Наконец, кто-то показывает ей, где найти Гарри. "Звёздочка ясная, вот теперь уж точно помоги, без тебя ничего не выйдет!" – просит она про себя и толкает дверь.
– Привет! Ты как здесь очутилась? – Гарри встаёт ей навстречу и улыбается прямо-таки до ушей.
До этого он сидел, задрав ноги на стол, заваленный всякой всячиной – какими-то бумажками, газетами, вперемешку с чашками из-под чая и кофе. Ему вряд ли совсем так уж нечего делать – глаза чуть-чуть красные, усталые, наверное, долго не спал.
– Здравствуй, Гарри, – вежливо здоровается Луна.
– А я как раз передохнуть решил, – ну вот, она ведь так и подумала. – Загоняли нас тут совсем. Ты одна? Хочешь, чаю попьём?
И тут чаю. Ну уж нет, дудки! Если Луна везде будет пить чай, то точно ничего не получится.
– Нет, Гарри. Ну его. У меня к тебе дело. Очень важное и секретное.
– Важное и секретное? – удивляется он. – Ну, давай, выкладывай. Что случилось?
– Мне нужна твоя помощь. Понимаешь, очень надо, чтобы ты помог мне спасти одного человека. Ну, то есть, не совсем человека. Даже, можно сказать, совсем не человека. Ой.
Луна путается в словах и замолкает.
– Не совсем, совсем… ничего не понял, – озадаченно говорит Гарри. – И что я для этого должен сделать?
– Одолжить мне свою мантию-невидимку. Всего на чуть-чуть. Я осторожно, честно, – умоляюще говорит Луна.
– А он кто? – недоумённо спрашивает Гарри, у которого появляется стойкое ощущение, что он ещё не до конца проснулся. – Кого там тебе опять надо спасти?
– Понимаешь, Гарри, я не должна тебе говорить. То есть, если и должна говорить, то только не тебе. Но получается наоборот – что только тебе, потому что ты всегда всё понимал, и…
– Так, стой, – Гарри начинает казаться, что он не только не проснулся, но и сон, который он видит, какой-то уж совсем идиотский. Или идиот – он сам. – Может, без ребусов? И ты просто скажешь, что случилось? – спрашивает он, на что Луна сначала изо всех сил кивает, а потом молча крутит головой, так что чуть ли не ветер поднимается. Её шевелюра после этих манёвров приходит в совершеннейший беспорядок, и снова начинает лезть в нос и в глаза. Она поправляет её рукой и умоляюще смотрит на него.
– Хорошо, а этот человек – он кто? – осторожно спрашивает Гарри ещё раз, так и не поняв, может она ему сказать что-то вразумительное или нет.
Луна думает так, что мозги трещат. Наверное, и из ушей дым скоро повалит. Ведь Гарри аврор. Но, с другой стороны, он всегда её понимал, честное слово, понимал, значит, поймёт и сейчас, к тому же она никогда не врёт, врать нехорошо. Она поднимается на цыпочки и что-то шепчет ему в ухо – так, что в голове у него начинается полная свистопляска.
– Кто? Фенрир Грейбэк? – недоверчиво переспрашивает он, а потом сдёргивает со стены какую-то прилепленную колдографию и тычет в неё пальцем. – Вот этот вот самый Фенрир Грейбэк?
И впрямь – на колдографии Фенрир, только тут он какой-то не такой. И волосы у него вовсе не торчат, как иголки у ежа – ну, если только тогда, когда она дала ему выпить то зелье, и зубы не такие большие и страшные, потому что на этом снимке он вообще смахивает на вампира из учебника. И Луна опять сначала кивает, а потом крутит головой туда-сюда, так, что ей снова приходится выплёвывать попавшую в рот прядь. Она с досадой проводит ладонью по лицу и не знает, что ей сказать ещё. Гарри внимательно смотрит на неё, а потом пришпиливает колдографию на место.
– Ну, а когда-нибудь ты мне скажешь правду? – интересуется он.
– Я и говорю, – удивляется Луна.
– Ну, хорошо, – вздыхает Гарри, и через минуту Луна выходит в коридор, держа за пазухой мантию-невидимку из невесомой ткани, похожей то ли на воду, то ли на воздух.
– Наверное, когда-нибудь скажешь, – говорит Гарри пустой комнате, и усмехается, глядя на страшную рожу на стене. – Надо же выдумать! Фенрир Грейбэк! А почему не Волдеморт, а, Луна?!
Гарри улыбается, зевает, и, снова заваливаясь в кресло, кладёт ноги на стол, где валяются в беспорядке объявления о розыске всех этих грейбэков, лестранжей и иже с ними, – и закрывает глаза. Всё потом.
Мантия-невидимка такая лёгкая, что, наверное, весит не больше листка пергамента. Луна с интересом разглядывает струящуюся ткань, а потом, убедившись, что кругом ни души, накидывает её на себя. Вот здорово! И впрямь – её не видать! Мимо проходит какой-то человек, но не обращает на неё ни малейшего внимания, будто она – пустое место. Так она и есть пустое место, вот и отлично! Луна ещё раз загадывает желание и решительно устремляется на поиски страшной тюремной камеры, где сидит тот, кто взял её кольцо. И тот, кому нравятся волшебные картинки, и кто мечтает, оказывается, о далёком зачарованном городе. Ну, теперь уж точно всё выйдет, думает Луна – и чуть не влипает в какую-то женщину со стопкой бумаг. Стопка валится на пол, бумаги разлетаются, как осенние листья, и женщина бросается их ловить, удивлённо оглянувшись по сторонам. Луна в ужасе прижимается к стене и чувствует, как по спине бегут мурашки. Если бы она могла, то со всей силы треснула бы сейчас себя по лбу кулаком. Вот бестолочь! Невидимый ещё не значит бесплотный. Ведь она же не превратилась в привидение, и, если люди не видят её, то это не значит, что они не могут её почувствовать.
Наконец, женщина в аврорской форме взмахом палочки заставляет свои бумаги вернуться на прежнее место и уходит, а Луна чуть было не закашливается, потому что обнаруживает, что всё это время не дышала. Она изо всех сил зажимает себе рот ладонью, но в коридоре, слава Мерлину, больше никого нет. Отдышавшись, Луна пальцами прикасается к стене и так и продолжает свой путь, ведя по ней рукой и останавливаясь у каждой двери.
