***


В семье дети и собаки всегда знают всё, особенно то, о чём не говорят.
Франсуаза Дольто.


Окно с грохотом закрывается, но в тёмной комнате не становится тише.

– Проклятая тварь, да что ж она всё воет и воет! Как на покойника прям. Никакого покоя людям, никакого отдыха. Не кормит её эта девка, что ль? Тоже мне, хозяйка – то на сутки пропадет, то больше. И не подойдёшь ведь, страшенная какая. Слова ей не скажи. Как зыркнет… Немудрено, что одна живёт – кто ж на такую позарится. Одета как мужик, смотрит волком, с работы вечно в чем-то изгвазданная вертается… ууу, стерва. А мой опять где-то шляется, всё я должна. Всё одна, всё сама, никакой помощи от него. Он там прохлаждается, а я должна тут его ждать и эту страховидлу слушать.

Старушечье бормотание затихает в глубине дома.

Неясная тень движется мимо окна к соседнему дому.

– Да уж, стоило уточнять адрес. Можно было аппарировать по мысленной картинке, а потом прямо на звук. Как она воет. Неужели что-то чувствует?

Вой внезапно обрывается, через секунду сменяясь рычанием. Очень тихим рычанием. Угрожающим. Упреждающим.

– Хорошая собачка, хорошая…

Рычание становится громче. Определённее. Мда. И что прикажете делать? Работе со зверьём мадам аналитик не обучена. Не наш профиль. Сколько времени прошло? Сутки? Да нет, почти двое. Жрать, небось, хочет. И пить. И наоборот. А охраняет. Дверь, конечно, можно и алохоморой, хотя лучше бы тут без магии. Но ведь броситься может. Или убежит. И что тогда? Долг жизни остаётся долгом даже в таких… случаях.

Мать Метели, значит…

– Тише, Метель, тише, девочка. Мама не может прийти, мама далеко. Она прислала меня, я дам тебе попить и поесть, и мы с тобой погуляем. Ты хочешь погулять?

Во всём мире матери учат детей не верить таким словам. Но это ж зверь. Он поверит не словам, а интонациям и…

– Нюхай, девочка, нюхай!

Рычание переходит в почти человеческий плач, крепкие когти скребут дверь с той стороны. Вот теперь можно чуть приоткрыть дверь – незапертую – и постараться успеть набросить петлю цепочки-удавки на высунувшуюся морду. Но морда не высовывается. Крупная овчарка отступает вглубь дома. Как учили. Почему казалось, что раз "Метель", то непременно белая? Интересно, выйти-то даст потом или аппарировать придётся?

На практике все куда проще, чем казалось. Вывести дрожащее от нетерпения животное на задний двор, через пять минут завести обратно. Выбросить разодранные пакеты из-под сухого корма, насыпать в миску из принесённого с собой. Покрутиться в поисках миски для воды.

– Из чего же ты пьёшь, псина?

О, да, мама у нас из боёвки. Была. И собака под стать. Нашла способ: краска на двери санузла ободрана. Лапой по кнопке слива – и проблема решена.

– Сиди тихо, девочка. Не плачь. Я вернусь.

***

– Здравствуй, солнышко! Как вы тут с папой без меня? Извини, мне пришлось так неожиданно в командировку поехать. И сегодня задержали. Я постараюсь завтра прийти пораньше, и мы, может, успеем погулять или почитать перед сном.

– Мааа…

Мама. Тёплая, мягкая, уютная. Вот только мамина одежда сегодня неприятно пахнет: страхом и ещё чем-то чужим. И прямо искрится магией – так много ее чистили и чинили. Она знает, ведь мама часто чистит и чинит ее одежду прямо на ней. Узор на рукаве любимой маминой кофты испорчен, и блестяшек не хватает. Вот тут, тут и тут. Только ниточки остались.

– Маа, где ты была?
– На работе, солнышко, где же ещё?

А ещё мама опять что-то сделала со своей головой. Она часто приходит с работы такая – уставшая и грустная, а в голове вместо воспоминаний клубится серый туман. Значит, сегодня опять был тяжёлый день. Мама никогда-никогда не берёт ее с собой на работу. Говорит, там неинтересно – одни бумажки да тяжёлые летающие ящики; и накурено, а это детям вредно. Так хочется посмотреть. Не работу, а маму на работе, без этого тумана, настоящую. Папа говорит, что по-настоящему голова у мамы лучше компьютера и что вся мамина работа – думать головой. Как можно думать туманом?

Мама переживает, что она – уже такая большая – все еще так плохо и мало разговаривает.
Но как же иначе? Научиться разговаривать – чтобы всё время бояться сказать лишнее? Думать она не боится, потому что давно заметила: взрослые совсем не понимают друг друга без палочки. Да и с палочкой-то не все, только мама. Смешные. Ведь это так просто. Интересно, все взрослые не умеют? И она тоже разучится, когда станет совсем большая? Русалочка отдала голос, чтоб ходить; придётся ли ей отдать понимание, чтобы обрести голос?

– Спокойной ночи, дочка!
– Пока-пока… Маааа?
– Что, милая?
– Я хочу пёсика…
– Какого пёсика? Плюшевого?
– Нет. Той тёти.

Часть 2 - НАЗАД
НА ГЛАВНУЮ
НА ФАНФИКШН